ВЕРЕЩАЕВ Николай Федорович [..1926 - ..1998]
Родился в Казахстане.
До призыва в армию был рядовым колхозником, а в 1944 году ему предложили службу в органах Комитета национальной безопасности СССР. Здесь он и прослужил долгих 45 лет, из которых последние 10 руководил Управлением КГБ Казахской ССР по Костанайской области.
начальник УКГБ Кустанайской обл. (1978-1988 гг.).
генерал-майор
Николай Верещаев, генерал и человек
Мы относимся к поколению, которое выросло в советское время. Возможно, поэтому некоторые наши мысли, суждения понятны не каждому, особенно молодежи.
Я думаю, что несправедливо очернять все, что было. В том числе и в системе госбезопасности. Я сам проработал в ней больше четверти века и могу сказать, что рядом со мной были люди разных национальностей, и очень многие из них были достойны уважения.
За время моей службы в Костанайском областном управлении КГБ поменялись три начальника. Двоих к нам направили из высших эшелонов власти, а третьим был Николай Федорович Верещаев. Он пришел из городского отдела КГБ, дослужился до генерал-майора. Могу сразу сказать: это был глубоко интеллигентный человек, который хорошо знал историю и жизнь коренного населения. Сам вырос в селе среди казахских ребят. До призыва в армию был рядовым колхозником, а в 1944 году ему предложили службу в органах Комитета национальной безопасности СССР. Здесь он и прослужил долгих 45 лет, из которых последние 10 руководил Управлением КГБ Казахской ССР по Костанайской области.
За спиной мы называли его дедом. С подчиненными он вел себя уважительно, всех знал по имени-отчеству. А вне службы был другом, который помнил в лицо даже жен и мужей своих сотрудников. Однажды во время моего дежурства в управлении Николай Федорович, как всегда, после утренней пробежки зашел на работу, поинтересовался, как прошло дежурство. Со словами: «Сейчас попью чай и приду на работу», – ушел.
В следующий раз в такой же ситуации недавно принятый на работу помощник оперативного дежурного сержант Сайлаубек спросил: «Товарищ генерал, у вас дома, кроме чая, ничего нет?» Будь на месте нашего начальника другой, сделал бы, возможно, сержанту за такое вольное обращение выговор. А Николай Федорович, улыбнувшись, ответил: «Сайлаубек, поскольку я родился и вырос в Казахстане, наполовину считаю себя казахом. А что за казах, который утром не пьет чай?!» Генерал довольно сносно говорил на казахском языке и этим гордился.
Когда управлением руководил генерал Верещаев, дела в коллективе шли стабильно, у нас были хорошие результаты в оперативной работе. Мы возвращали государству разграбленные огромные денежные средства, ценные вещи, в больших объемах золото, бриллианты. Стали раскрываться особо тяжкие преступления. Сам Николай Федорович много и эффективно работал в области внешней политики. Это было важно не только для республиканского, но и для союзного комитета. Впоследствии центр даже взял начатую генералом Верещаевым работу на себя. Эта тема может быть основой отдельного большого повествования. Награды, полученные им за такие конкретные дела, составили бы довольно длинный список.
Однажды я стал жертвой анонимного заявления. До сих пор досконально помню слова начальника нашего управления: «Галихан, обвинения оказались ложными, факты, указанные в письме, не подтвердились, автор анонимки неприязненно относится к казахам. Иди, продолжай работу, пока я начальник управления, не переживай ни за что». И правда – после этого тот человек, что написал письмо, перестал меня беспокоить. Может быть, оттого, что я был единственным следователем в управлении, на заседаниях, словно подбадривая, Верещаев часто обращался ко мне: «А что скажет по этому поводу наш прокурор?»
Закончив юридический факультет КазГУ, я поступил в специализированную школу КГБ в Минске. Здесь обучались курсанты со всего Союза. Анализируя то время, припоминаю, как руководство школы вырубало все вопросы о межнациональных отношениях. Однажды я неосмотрительно сказал соседу по комнате, что в Казахстане сплошь и рядом закрываются национальные школы. И что это – искажение политики Ленина по национальному вопросу. После этого меня обсуждали на всех собраниях, на занятиях по изучению основ марксизма-ленинизма. Когда вернулся в Костанай, вслед за мной пришло письмо о том, что я не понимаю национальную политику партии.
До сих пор помню, как Николай Федорович, указывая на свое рабочее место, сказал: «В будущем за этим столом должны сидеть представители коренной национальности, а не Николаи». Так он это видел, так понимал.
У Верещаева в области был огромный авторитет. Он был членом бюро областного комитета партии, депутатом областного совета. Ему поручались многие ключевые вопросы. Преодолевая порой расстояния в 400-500 километров, он старался выполнить то, что ему доверили. И мне, как старшему следователю, не давал покоя, если дело имело особо важное значение: где-то произошла крупная кража общественного скота, пожар съел запасы фуражного фонда... В таких случаях было бесполезно с ним дискутировать: «Галихан, нельзя говорить: это – мое, а это – твое. Нельзя забывать о том, что у нас у всех в кармане лежит билет одного цвета». Когда нас командировали в районы, Николай Федорович всегда напоминал: «Обязательно зайдите к первому секретарю, узнайте о положении дел, если нужна помощь и это в ваших силах, помогите».
Н. Верещаев всегда действовал только в рамках закона. Даже в трудные декабрьские дни 1986 года, когда студенчество вузов области было охвачено волнениями после событий в Алматы, начальник нашего управления оставался твердым и принципиальным. Однажды его вызвали на бюро обкома, где обсуждались меры по недопущению негативных явлений в вузах области в связи с декабрьскими событиями. Вернулся на работу уже часов в восемь вечера, зашел ко мне: «Ты еще работаешь? Пойдем». Мы зашли в его кабинет, в комнату отдыха. Раздеваясь (генерал был в форме), «послал» всех членов бюро куда-то далеко и попросил налить фужеры. Николай Федорович рассказал, что его критиковали за то, что УКГБ ни на кого не возбудило уголовное дело по казахскому национализму, никого не посадило в тюрьму. Выпив, он попросил меня усилить упреждающие и профилактические меры, но не допустить со стороны сотрудников и студентов вузов провокаций и противостояний, чтобы другие правоохранительные органы не перешли к карательным мерам. При этом отметил, что партия и власть оторвались от молодежи, они только силой хотят управлять страной, но это долго не продлится.
Николай Федорович Верещаев относился к той категории людей, кто работал ради идеи, но при этом до конца жизни сохранил имя честного и думающего человека. Выйдя в отставку, генерал Верещаев очень тосковал по чекистской деятельности, потому что искренне любил свою работу. Чтобы быть в коллективе, он потом долгие годы руководил советом ветеранов. Не раз я слышал от него: «Была бы возможность, пошел бы рядовым сотрудником в КГБ».
В 1998 году мы проводили генерала Верещаева в последний путь. Очень жаль, что в Костанае до сих пор нет мемориальной доски в память об этом удивительном человеке.
Галихан МАУЛЕТОВ,
подполковник в отставке
http://www.kstnews.kz/index.php?a=7262
Автор