Жертвы свидетельствуют-3

[МирВ]

Завхоз прииска "Хлебный" Никифор Самойлович Охрименко

«... Меня допрашивали главным образом работники райотделения НКВД Шумкин и сменявшие его милиционеры Бровко и Кац, причем все эти допросы сопровождались непрерывными избиениями и издевательствами... 1 сентября 1938 г. сразу же после ареста я был взят на допрос Шумкиным, а отпущен с допроса только лишь 5 сентября в 4 часа утра.

Шумкин связывал мне руки за спиной, затянув их до отказа ремнем. В таком положении я находился весь период допроса. Иногда только несколько ослабляли завязку, так как руки затекали от застоявшейся крови и чернели. Затем, когда руки немного отходили, их опять стягивали до отказа.

Когда я был связанным, надо мной все время издевались, и больше всех в этом изощрялся основной следователь – Шумкин.

Мне несколько раз заламывали связанные руки за спинку стула, избивали кулаками по лицу и голове. Когда же я падал со стула на пол, топтали ногами и били пинками куда попало. От этих избиений, причинявших мне невыносимую боль, я кричал, но мне завязывали и затыкали рот тряпками и в таком состоянии продолжали избиение». 13.02.1939 г.

"Я был арестован 31 августа 1938 года, а освобожден 13 февраля 1939 года. Следствие по моему делу впервые вел Шумкин, который в первый же день вызвал меня на допрос и начал расспрашивать о ряде лиц, перечисляя их по фамилиям, а потом заявил, что я состою в контрреволюционной организации, от чего я отказывался. Но Шумкин в локтях стянул руки ремнем, от чего руки распухли. Он повернул меня лицом в угол. Сколько времени я простоял, не знаю, так как я упал в обморок и очнулся только утром.

Когда я очнулся, то был мокрый, облит водой. Утром, очнувшись, я не мог говорить, так как Шумкин у меня пережал горло во время допросов. Когда я очнулся, руки были развязаны и были черные.

На второй день часов в 8 утра меня вызвал на допрос Бровко и начал бить, ничего не спрашивая, обзывая бандитом. Скрутил руки ремнем и перетянул их палкой, от чего я оправился в брюки. После этого меня вывели из кабинета, очистили брюки и ввели обратно в кабинет. После этого зашел Шумкин и начал меня бить, толкать лицом в стену. Затем зашел Кизилевич и вместе с Шумкиным завели в отдельную комнату, где опять связали руки ремнем и закрутили палкой. Так продолжалось суток 4, а на пятые меня отвезли в Хабаровск.

Когда у меня руки были связаны, заходил Кизилевич и спрашивал: «Ну как, не подписывает?». Шумкин в ответ мотал головой, и после этого Кизилевич заявлял: «Подбавить ему!».

Во время допросов, когда я от боли кричал, Шумкин мне затыкал рот и руками давил горло, от чего я не мог разговаривать дня три.

Когда я был у Шумкина на допросе, в кабинете у него я видел избитого человека, который был закрыт газетой, и Шумкин меня предупреждал, что так же может быть и со мной, если я не буду давать необходимых ему показаний". 1940 г.

[МирВ]

Чернорабочий Подойницын Павел Филиппович

«... Я отказался от своих показаний, потому что (они) были даны под непосильным нажатием.
Меня на допросе били, вязали руки, выбили зубы, которые сейчас все шатаются. По 48 часов стоял на одном месте без движения. И поэтому я дал такие показания.
... Допрашивали меня следователи Травинский, Пекарь и Коган...»
1939 г.

[МирВ]

Председатель сельского совета Матвей Дмитриевич Попов

"... В течении этих 13 суток мне ежеминутно лили воду под рубашку, на голову, сильной струей воды из кружки били по глазам...

Я стал защищаться рукой, но тут же участковым инспектором Сталинского РОМ Бровко и милиционером Кац был ими схвачен. Они повалили меня на пол, стали избивать меня кулаками, в результате чего разбили мне нос, вышибли зуб, сильно били по спине, после чего я долгое время чувствовал боль в спине...

На другой день мне надели на руки металлические кольца, в которых я сидел несколько ночей подряд. Когда я сидел в этих кольцах, то Бровко пинками сапога бил по рукам... ставил меня к стене лицом, ногами пинал меня в половой орган...".
04.04.1939 г.

"17 мая 1938 года я был арестован. Арестовали меня Кизилевич и Ларкин. Следствие по моему делу вели Кизилевич и Бровко. Во время допросов меня сначала оскорбляли словами, Кизилевич и Ларкин требовали, чтобы я сознался, что я участник контрреволюционной организации. Заявляли, что если я не сознаюсь, то у них есть материалы, и они меня расстреляют, а если сознаюсь, то я буду их рукой. Но когда я заявлял, что на суде ведь я могу рассказать правду, то они заявляли, что они и судьи, и прокуроры.

На допросе я пробыл 15 суток...  Мои показания записал Кизилевич сам, также в это время он применял наручники. Допрашивали меня посменно 6 человек. Дранков и Бровко допрашивали меня часа 3-4 в сутки. Впоследствии Корт писал сам мои показания, а я писал показания о своих недостатках, но не как о вредительской работе.

В Амурзете меня 15 суток допрашивал Кизилевич, не давая ни пить, ни спать. Потом начал одевать узкие кольца, загибая руки за спинку стула. Видя, что это не помогает, Кизилевич связал мне руки сзади, а Бровко и Дранков били меня пинками по связанным рукам. Издеваясь надо мной, они заставляли меня писать показания, и я писал только о своих недочетах в работе и заявлял, что если они считают, что это вредительство, то пусть они меня судят.

Во время допросов, когда Кизилевич уходил, оставались милиционеры и начинали надо мной издеваться, ударяя кием, дразня, дергая за руки.

Бровко во время допросов бил меня по связанным рукам, а в отсутствие Кизилевича бил об стенку головой, бил пинками, но когда я начинал сопротивляться, он начинал обливать меня водой, не давая вставать.

Когда меня привезли в Биробиджан, то там такие же методы начал применять ко мне Ларкин, заявляя мне, что у них есть достаточно материалов, чтобы меня расстрелять, но мер воздействия он ко мне не применял, а ушел в другой кабинет.

В Биробиджане под руководством Ларкина допросы велись в большей степени ночью, в силу чего в здании стояли стоны. В Амурзете я на допросах не кричал, а стонал от ударов по связанным рукам.

Когда меня душили Бровко и Дранков и обливали водой, я начал их отодвигать рукой. Но они, видя, что их дело плохо, заявили, что я хочу взять наган, взяли бумагу и зажали мне ею рот. Жалуясь Кизилевичу на эти безобразия, он заявил, чтобы следователи составили акт, что я на допросе сопротивлялся.

Ларкин меня вызывал в августе и говорил, чтобы я подтвердил им показания и указал, кто был в контрреволюционном отряде, после этого мне будет лучше... Ларкин меня допрашивал минут 15, но мер физического воздействия не применял.

Освободили меня в апреле 1939 года. До ареста я работал председателем колхоза и сельсовета, был секретарем парторганизации.

В 1938 году хлеб на полях не успели убрать, так как он гнил от дождей в силу того, что в колхозе около 90 мужчин были арестованы и на полях некому было работать. 90 человек было арестовано примерно за год, начиная с 1938 года. Количество арестованных по колхозу мы подсчитывали вместе с сотрудником НКВД. Со мною вместе сидели Домашенкин, Швалов и другие, примерно человек 15.

После освобождения меня восстановили в партии. Отец мой жил в Уральской области бедно, имел одну лошадь, а затем из-за нужды он переехал на прииски на Дальний Восток, а меня привезли сюда еще маленьким".
1940 г.

[МирВ]

Бригадир тракторной бригады Иннокентий Николаевич Раменский

"В 1938 году начались поголовные аресты. Забирали всех подряд. Забрали первую, третью бригады. Потом дошла очередь до нас. Забрали всех братьев Раменских: Пантелея, Илью и меня. В ту ночь забрали 10 человек.

Привезли в районное отделение НКВД и сразу же стали пытать - расскажи, как хотели свергнуть Советскую власть. Били шлангами...

Утром вызвали опять на допрос и снова тот же вопрос, и снова избиения. Закинули в камеру в полубессознательном состоянии – спина черная, живого места нет.

На другой день вызывают, и тот же следователь (фамилию запомнил на всю жизнь...) сел на стол, болтая ногой в блестящем начищенном сапоге, машет пальцем: иди сюда. С трудом приблизился к нему.

- Признавайся, как хотели свергнуть советскую власть, иначе порву на две части.

Распрямился я и ответил:

- Занимались только одним - растили хлеб и берегли советскую власть. Больше вы от меня ничего не услышите.

Тогда он со всего маху пнул меня ниже живота, и я больше ничего не помню.

Когда пришел в себя, был уже в камере.

Слышу, кричит Шумилов: «Завяжите ему глаза, выведите во двор и расстреляйте!».

Подняли, завязали глаза и поволокли во двор. Поставили к стенке. Стали заводить трактор, чтобы его тарахтение заглушило шум выстрела. Трактор не заводился. Я стою и жду: вот сейчас оборвется моя жизнь.

Ждали мы с Марией четвертого ребенка, ждали дочь. Хоть на несколько минут бы задержались, чтобы успел мысленно попрощаться с родными и близкими, с доченькой, которая должна быть похожа на меня!

Трактор не завелся. Выругались и поволокли меня назад. Бросили в камеру. Пнули каждый по разу -  и опять ничего не помню.

Получил 10 лет колымских лагерей. Что только не пришлось перенести за эти тяжелые годы...

В 1959 пришло сообщение о реабилитации".

[МирВ]

Разнорабочий Николай Петрович Рюмкин

"До ареста я работал рабочим и на плотничьих работах в различных учреждениях. С 1939 года я работаю завхозом школы.

10 июля 1938 года я был арестован милиционером.... меня допрашивал Лущик, который надевал мне наручники на руки, загнув их за спину. И я в таком положении с 8 часов вечера был до 4 часов утра.

Во время допроса я сидел на стуле, а руки в наручниках были загнуты за спину, от чего была невыносимая боль. Об этом я не жаловался, так как в это время Лущик меня избивал, заставляя писать. Но что писать - я не знал, и никаких показаний я не давал. Протокола допроса я ни одного не подписывал.

После этого случая меня вызвал опять Лущик, но продержал меня всего минут 10.

И в третий раз меня допрашивали, когда освобождали из-под стражи".

[МирВ]

Плотник прииска "Хлебный" Петр Федорович Селин

"До ареста я работал плотником на прииске «Хлебный». На этом прииске я работал больше года - плотником работал месяца 2, завмагом месяца 4, а до этого я работал старателем. Вообще на приисках я работал с 1936 года, а с 1934 до 1936 года работал в колхозе.

Я был арестован 12 октября 1938 года, а освободили меня 05 марта 1939 года.

В Амурзете впервые меня допрашивал следователь (фамилию не знаю) вместе с Капустиным, остальное время Шумкин, который меня бил линейкой, связывал в локтях руки ремнем, в силу чего я сначала стоял час, а потом падал, потеряв сознание. Позднее я раньше, чем через час, терял сознание и падал. Кизилевич легче обращался со мною, чем Шумкин. Кизилевич также связывал мне руки.

Точно не помню фамилию следователя, но ему помогал при допросе Капустин, а затем допрашивал Шумкин и применял меры физического воздействия. Кизилевич меня допрашивал после Шумкина в Амурзете. Шумкин и Кизилевич менялись во время допросов.

Шумкин меня допрашивал, и Шумкина подменяли Лобанов, Резницкий. Шумкин до самого моего освобождения закрывал окна шторами и издевался надо мною. На допросах я не сидел, а стоял часов по пять, и в это время мне стягивали руки ремнем назад. Когда я не мог садиться, то Шумкин сажал меня на стул, а связанные руки закидывал за спинку стула. Кроме Шумкина меня допрашивал Резницкий, но он меня не бил. Затем допрашивал Абросимов, который меня один раз ударил.

Рот мне не затыкали полотенцем, а завязывали его для того, чтобы я не кричал, так как от связанных рук была невыносимая боль, и я терял сознание. Вот от этой-то боли я очень громко кричал".

[МирВ]

Колхозник Семенов Иван Афанасьевич

«... Бровко завязал мне ремнем руки выше локтя, заломил их за спинку стула и в таком виде заставил сидеть (с милиционером Кац)... Я почувствовал мучительную боль и попросил Каца разрязать мне руки, но он отказался. Прошло еще несколько минут, и я от боли потерял сознание.

Очнулся я от обливания водой. Руки были развязаны, и Бровко, стоя надо мной, сказал Кацу: «Напрасно развязали». Затем он опять стал меня допрашивать, но я попытался отказаться. Тогда Бровко снова завязал мне руки. Не желая мучиться, я попросил руки освободить, после чего стал давать ложные показания...».

1939 г.

[МирВ]

Колхозник Скурлатов Савелий Васильевич

«... Следователь-пограничник Капустин мне связывал ремнем руки на спине и перекидывал их за спинку стула, на котором я сидел. Допрашивали меня таким образом 4 дня. Я несколько раз падал, как замертво, но меня отливали холодной водой, чтобы я оживал. Таким образом они меня заставили подписать протокол, но что там было написано, я и сейчас толком не пойму...»
26.02.1939

[МирВ]

Бухгалтер Стремешин Василий Гаврилович

«Когда я находился у него (у Бровко) в кабинете, он потребовал от меня признания об участии в контрреволюционной организации. Я категорически отказался.
Тогда они мне связали руки и поставили в угол, а потом стали бить кулаками под бока. Били до тех пор, пока я не упал, а потом обливали водой.
Такие меры ко мне применялись до тех пор, пока я не дал показаний, которые являются явно вымышленными и ложными...»
27.02.1939 г.

[МирВ]

Конюх Сумароков Андрей Семенович

«... На допросе в конце июля 1938 года в Амурзете в РО НКВД в течение 3-х суток я стоял на ногах. Работники милиции Бровко и Травинский связывали руки, ноги и избивали ногами и руками... Бровко и Травинский требовали от меня дать показания об участии в повстанческой организации, хотя я никогда и не был в ней, но был вынужден подписать протокол...»
27.02.1939 г.